Из воспоминаний жительницы Щигров Галины Константиновны Головиной, записанных ее дочерью Еленой Василенко.
«21 ноября 1941 года в 7 вечера фашисты вошли в город. Загремели кованые сапоги в нашем коридоре, распахнулась дверь, и они ворвались в квартиру. Что-то спрашивали по-немецки у мамы с бабушкой, но те молчали. Следом вошел их офицер и на чистом русском спросил: «Мужчины в доме есть?» – «Нет, все на фронте».
А солдаты в это время шарили по столу, на плите, хватали что было съестного: «Матка, яйки, млеко». В двух комнатах у нас жили: бабушка, мама и девять детей (нас у мамы было семеро и два сына ее сестер, которые тоже были на фронте). Немцы выгнали всех нас, 11 человек, в 8-метровую кухоньку.
Жили мы на нынешней улице Шкрылева. Рядом – высокая насыпь, железнодорожное полотно и мосты. Бомбили их наши самолеты, чтобы не допустить немцев к Воронежу. Фашисты прятались от бомбежек в подвалах или уезжали за город, а мы оставались на улице. Свист летящих бомб слышу до сих пор. Болото за железнодорожной линией кишело осколками и неразорвавшимися снарядами.
В Пригородненской школе был конц-лагерь. Туда мама с соседками ходили, чтобы узнать, нет ли в плену кого-то из нашей семьи. На фронте были папа и три родных дяди. Расстреливали людей на шахте Фосрудника... Горожане не сдавались, боролись с фашистами. Много погибло людей. Мы страшно голодали. Весной 1942 года, когда появилась трава, мы ели корни куги, цветы-баранчики, позже – дикий щавель, дикий чеснок и лук.
Когда копали огороды, попадалась прошлогодняя картошка, из нее делали оладьи, тогда они назывались чибрики. Хлеб пекли из лебеды, которую заготавливали в зиму.
Однажды в нашем дворе остановился немецкий обоз. Лошадям надели на морды торбы с овсом. Кони иногда мотали головой, и овес просыпался на землю. Старшая сестра Катя (ей тогда было 14) собирала этот овес в ведерко. Это заметил часовой, схватил ее, как котенка, потащил в комендатуру. Соседка прибежала к нам с криком: «Катю немец куда-то повел». Мама бросилась следом. Сестру сдали переводчику. Он был один, и, когда мама пришла к нему, Катю отпустил со словами: «Бегите домой и не выпускайте детей, пока не уйдет эта часть. В ней одни финны. Они очень злые».
Страшно было жить, когда фашисты в твоем доме. Но еще страшнее, когда соседи, знакомые шли служить немцам. Я их знаю и помню, но не стану называть фамилий, потому что в Щиграх живут их дети, внуки, правнуки, которые не должны за них отвечать. Для немцев они отбирали у нас подушки, перины, одеяла, продукты. Обычно говорили: «Это для господ офицеров».
Были рядом и те, чьей глубочайшей верой в милость Божью мы были спасены от бомбежек. В те страшные дни наша соседка тетя Даша Скляднева во время налетов на город обходила с молитвой каждый дом на улицах Молотова (позже Колхозная, а ныне Шкрылева) и Сталина (ныне Пушкина). Ни в один дом бомба не попала, никто тогда не пострадал! Для страховки старики во время налетов собирали детей под один стол или кровать, чтобы в случае беды никто сиротой по миру не ходил.
Осенью 42-го немецкие части одна за другой отправлялись под Сталинград. Не все немцы хотели воевать. Четверо, что жили у нас, когда им объявили дату отправки, специально топили печь на всю мощь, разогревались до красноты и выбегали на улицу в мороз, чтобы попасть в госпиталь. Такая уловка у них проходила раза три, а потом их выдал кто-то. Расстреляли этих немцев у нас во дворе, как дезертиров. Мы тогда плакали, как по своим родственникам.
Однажды к нам на ночлег попросился старичок. Его накормили, постелили около плиты, чтобы согрелся. Наутро он ушел, в дорогу ему дали хлеба из лебеды...
В конце января немцы начали эвакуацию и, уходя, разрушали то, что еще уцелело. Взорвали Дом обороны, МТС, разрушили школы, жилые дома.
К четвертому февраля они отступали уже беспорядочно. Тащились кто как мог. Тех, кто был не в состоянии идти, везли на салазках и даже в корытах. Мы, дети, высыпали на улицу поглазеть на это зрелище. Смеялись, глядя на кучку немцев, закутавшихся в женские платки. Дядя Вася Скляднев тогда хворостиной загнал нас домой. А немцы все шли и шли. Часам к пяти их не стало. А в городе продолжали гореть склады на улице Черняховского. Пожар вспыхивал то там, то тут.
Все сидели по домам, не зная, чего ждать, не зная, ушли немцы или нет. Вдруг в коридоре раздался грохот пустых ведер. Открылась дверь, и ворвалась соседка-учительница Зинаида Васильевна: «Клавочка, наши идут!» – «А, может, это немцы?» – «Нет, наши, лезут через насыпь и матюкаются». Полураздетые, мы выбежали на улицу, а там уже шли наши солдаты в ушанках, серых валенках, белых полушубках. Передать эту радость невозможно. Это надо пережить.
Всех распределяли на ночевку. К нам попали девушки-радистки. Они очень устали, одна растерла ноги до крови, а утром на дежурство. Прибежал командир, а она идти не может. Он кричит ей: «Под трибунал захотела?». Мама дала радистке старые валенки, которые та сумела надеть.
С этого дня началась новая жизнь. Приступили к работе все учреждения, начали ремонт школ, больницы.
Прошло месяца два. И вот однажды к нам пришел молодой капитан и говорит бабушке:
– Вы меня узнали?
– Нет. Ты с кем-то служишь из наших?
– А вы помните дедушку, который у вас ночевал? Вы мне еще дали хлеба из лебеды. Я – разведчик. Ваш хлеб я пронес по окопам передовой линии, рассказал, как народ ждет освобождения!
Он принес печенье, сгущенку, шоколад. Невиданные в то время сладости. Про это тоже не забыть.
К осени 43-го года отремонтировали многое. Я пошла учиться в первый класс. Мы все были тогда тимуровцами. Собирали металлолом, золу для удобрений, ходили в колхоз «Завет Ильича», помогали собирать колоски, чтобы не пропало ни одно зернышко.
В школе на большой перемене нас кормили бесплатно. Сладкий чай с черным хлебом – лучшее лакомство. А вести с фронтов были разные. Погибали отцы наших одноклассников. Немцы оставили много снарядов, мин, гранат, очень много сверстников, соседей погибло, разминируя их.
В памяти осталась страшная бомбежка в августе 43-го на железнодорожной станции. Очень много тогда погибло людей...
9 мая 1945 года. Этот день навеки остался в моей памяти. В 6 утра по радио сообщили о капитуляции Германии. Все тогда выбежали на улицы. Разразилась сильная гроза, как будто салютуя нашей Победе. И мы носились по улицам все в грязи, мокрые, не зная, как выразить восторг.
Война не прошла бесследно для моей семьи. С войны не вернулись два дяди. Один погиб в 1941 году под Москвой, другой – уже после победы в Восточной Пруссии 18 мая 1945 года. Отец вернулся с войны лишь в октябре 45-го – уже с японского фронта.
Май 45-го для меня дважды праздник. 19 мая меня приняли в пионеры. Страна постепенно возвращалась к мирной жизни...
Старая пословица говорит: «Земля-то ведь круглая»...
Прошло двадцать пять лет после окончания войны. Моя сестра Катя отдыхала в санатории. Был февраль. В комнате размещались четыре женщины. В санатории устроили торжественный вечер, посвященный Дню Советской армии. Все надели праздничные платья. Одна женщина достала военный мундир с многочисленными наградами. Ее пригласили в президиум, предоставили слово. Она начала рассказывать о боевом пути, который начался в Воронеже, как освобождали Касторное, Щигры... Поведала о насыпи, как через нее перелезали, как поселили ее в доме, где было много ребятишек, как спала рядом с девочками. Когда она закончила рассказ, Катя спросила: «А почему вы не рассказываете о том, как утром не могли обуться и вам командир грозил трибуналом?». – «Откуда вы об этом знаете?» – «А я та девочка, рядом с которой вы спали!».
- Комментарии
Загрузка комментариев...
