Знаменитая «Чайка», за более чем вековой «полет» пережившая и позор провала, и блистательные триумфы, раскинувшая крылья на занавесе МХАТа, вновь воспарила над нашей сценой.
Первые постановки чеховской «Чайки» в Курском театре драмы датируются предреволюционным временем. По-настоящему знаковой стала работа режиссера-постановщика заслуженного артиста РСФСР Николая Резникова и художника-постановщика Валентина Москаленко в 1963 году. В спектакле был занят весь звездный актерский состав тех лет.
Более полувека минуло, и вот снова – «Чайка». Очень чеховский спектакль. Хотя и не свободный от режиссерских попыток внешними артефактами и трактовкой образов «осовременить» классику. Возможно, отчасти продиктовано это ремаркой автора, озвученной еще на стадии создания пьесы: «Я напишу что-нибудь странное». Словно шлюзы открыл для вольной интерпретации характеров героев, их непростых отношений друг с другом и поисков своего места в жизни.
Не странно ли, что символом этого театрально-житейского процесса стала Чайка – Нина Заречная, сначала летящая, как бабочка к свету, к мечте об успехе, к известности, к любви, а затем подстреленная мимоходом, навскидку, недрогнувшей рукой уже обманутого жизнью охотника. И одна за другой рушатся судьбы всех, внимавших у озера ее странному монологу, сочиненному непризнанным гением Треплевым.
Вроде бы сам Чехов выступал в этой пьесе против рутинных, отживших свой век театральных традиций. Но мы увидели самый что ни на есть узнаваемый театр XIX века. С неспешностью событий, праздностью и смешением велеречивости персонажей с чисто бытовыми банальностями и поступками, медленно текущим временем, заполненным разговорами более, чем действием, скрыто нарастающими конфликтами. Здесь узы между героями переплетены и запутаны. В основе всех этих коллизий на первый план выходит любовь, доводящая до неприятия жизни и трагической развязки.
Такой увиделась нам «Чайка» в постановке москвича Вячеслава Сорокина и исполнении курских актеров.
Концепция интересная. Хотя бы тем, что здесь все – подстреленные «чайки», начиная от заигравшейся Аркадиной (заслуженные артистки России Галина Халецкая и Елена Петрова) до почти незаметного Медведенко (Сергей Репин).
Убит талант любви Маши (Дарья Ковалева и Екатерина Прунич).
Ранен равнодушием жены сельский учитель-бедняк (Репин).
Померкли молодость и смысл жизни Константина Треплева (Дмитрий Баркалов) и Нины Заречной (Елена Цимбал и Вероника Богдель).
Задавлены и пропадают втуне чувства Полины Андреевны (заслуженные артистки России Елена Гордеева и Ольга Яковлева) и Тригорина (Андрей Колобинин).
Фарисействует, предаваясь пустым мечтам о богатой и не обремененной заботами жизни в городе, едва передвигающий ноги и без гроша за душой Сорин (заслуженный артист России Виктор Зорькин).
Бесполезно и бездумно проходят дни Дорна (заслуженный артист России Александр Швачунов), в прошлом «превосходного врача», а ныне потчующего всех подряд валериановыми каплями.
Пожалуй, лишь один управляющий Шамраев (Иван Пилипенко) «на коне», уверенно ощущает себя истинным хозяином жизни, помыкая никчемными господами и шантажируя их, но и бесконечно тщась стать с ними вровень.
При крепко сбитом «каркасе» спектакль все же смотрится неровно. Не только потому, что дублирующий состав представляет своих героев не столь выпукло и ярко, как первый, премьерный. Слишком затянута возня со скакалкой (хотя зал и взрывается аплодисментами, когда наши актрисы, как девочки, скачут через веревочку).
Трудно сказать, чем продиктованы сомнительные сцены интимных отношений Аркадиной и Тригорина – вполне в современном духе, но вопреки чеховской сдержанности в обнажении чувств.
Напрягает и финал – затянутый, натужно-драматичный, уже после авторской точки.
Чеховские возрастные героини – всегда адская смесь притягательного по форме и отталкивающего по сути. Причем, первое выходит напоказ, вызывая восторг любования умением порхать по жизни у сценического окружения и симпатии зрителей, попадающих под обаяние актрис, исполняющих эти роли.
Галина Халецкая несколько опростила образ Аркадиной (по пьесе – обольстительной женщины), добавив к прописанному кокетству излишнюю напористость. При этом совершенно блистательно провела сцену объяснения с сыном: от прорывающейся затаенной нежности и боли до бьющей наотмашь ненависти, с унизительными попреками и отчаянием, с отрезвлением покаяния и примирения. Здесь каждый жест, взгляд, голосовые переходы настолько естественны и наполнены живым чувством, что безоговорочно веришь и ее материнской любви, и страданиям, которые она ей приносит. Этого накала чувств ей не хватило в финале, он, скорее, напоминает сцену из провинциального театра с искусственным нагнетанием страстей и нарочито картинными позами. Тогда как лучше, чем у Чехова, не скажешь и не покажешь: негромкая фраза, короткая, как миг, немая сцена и занавес. Просчет режиссера, решившего «усилить» драматизм развязки?..
Кстати, вторая исполнительница роли Аркадиной – Елена Петрова – представляет финальную сцену короче и мягче, без монументальности распятой, как крест, фигуры за стеклами веранды. И это вызывает большее сочувствие и боль. Она вообще ведет свою роль изящно-изысканно, хотя и путается иногда в юбках и скакалках.
Очень хороши два дуэта, соединенные в один любовный треугольник: Шамраев – Полина Андреевна и она же – Дорн. Иван Пилипенко словно родился в роли управляющего, грубого, неотесанного, себе на уме, мужиковатого «хозяйчика» имения, солдафона и в решении дел, и в общении с женой, которую любит – не любит, но подозревает и готов уличить в неверности. Но и хитер при этом – и ручку Аркадиной поцелует, и стул поднесет, в общем, «политес» соблюдает.
А как хороша Елена Гордеева в своей, похоже, глубоко несчастной и не принятой Дорном любви! Для него это интрижка, герой Швачунова предстает вальяжным, пресыщенным жизнью деревенским кумиром, немного шутом, немного ловеласом, своего рода катализатором бушующих страстей и всеобщим утешителем. Не случайно именно ему открывает свое сердце Маша, безнадежно влюбленная в Треплева. Его явно тяготят чувства Полины Андреевны, хоть он и поддерживает эту игру в «любовь» и делает это неплохо.
А героиней Гордеевой, мягкой, нежной, безгранично любящей женщиной, можно восхищаться бесконечно. У нее даже видимое бездействие на сцене наполнено невысказанным обожанием предмета страсти, она вся во власти этого всепоглощающего чувства. Безупречная актерская работа!
Особняком – с первой сцены – обозначен Тригорин. В интервью перед премьерой Андрей Колобинин так объяснил позицию своего героя: «Главная отрицательная фигура в нынешней трактовке Вячеслава Сорокина». Хотя, по большому счету, в курском спектакле все персонажи – отрицательные герои и жертвы при этом. Но в игре актера нет ни намека на «злодейство» Тригорина. Есть поначалу даже слишком «правильный», какой-то книжный писатель, потом задавленный темпераментом Аркадиной подкаблучник, параллельно – смятенный нахлынувшим чувством к юной деве немолодой человек, раздвоенный и этой любовью, и заячьей робостью в принятии решения, мятущийся и мающийся «меж двух огней». В итоге – равнодушно-циничный герой, которого неизвестно за что продолжает любить Нина – Чайка. В целом же роль сделана добротно.
Как всегда, в блеске актерского мастерства живет на сцене Виктор Зорькин. Почти не выступая на первый план, он виден отовсюду. И душа его рвется между мечтами и явью (как, впрочем, и у всех персонажей спектакля), между любимым и жалеемым племянником и сумасбродной его матерью, своей сестрой, которую он тоже любит и жалеет, и, как все, восхищается ею. Его Сорин смешон и жалок, готовый пресмыкаться даже перед управляющим, но при этом воображает себя беззаботным светским «львом», хотя и способен лишь на дремоту в инвалидном кресле.
Неожиданно «зацепает» и не самая главная роль Сергея Репина. Это несомненная удача актера. Мы видим в нем сельского учителя, тихого, незаметного, задавленного обстоятельствами, бедностью, пренебрежением жены, тестя и тещи. Он талантливо топчется где-то на задах сцены, безропотный и покорный, но временами являющий проблески живого ума и дельных замечаний. Здесь, как говорится, ни убавить, ни прибавить.
Среди удач можно отметить любопытного персонажа Дарьи Ковалевой. Ее Маша – всегда в черном («Это траур по моей жизни…»). Но актриса временами буквально завораживает затаенной пластикой – движений тела, ждущей перемен души, прорывающихся чувств, которые живут в ней и готовы выплеснуться наружу, нерастраченной женской любви и тепла.
Не устает удивлять многогранностью своего дарования Дмитрий Баркалов. Казалось бы, мы наблюдали, и не однажды, его перевоплощения из восторженного юнца в потрепанного жизнью погасшего человека. Это уже своего рода «визитная карточка» молодого актера. Ситуация схожая и в «Чайке». Новшество в том, что без дополнительного грима и смены имиджа его герой буквально на глазах публики переходит от «щенящей» радостной юности в угнетенное старческое существование.
Говорят, что человека старят не годы, а внутренняя опустошенность и усталость от жизненных перипетий. Это ощутимо проступило в сцене объяснения Треплева с Ниной. Ибо каждым нервом недвижимых черт лица (даже всегдашние ямочки на щеках исчезли!) и механически повторяемым вслед за Ниной текстом давней своей пьесы он обреченно констатирует: жизнь кончена. Талант, любовь, мечты и надежды – все мимо, все впустую…
Под стать Треплеву и партнерша, Нина Заречная. Несомненно, из двух актрис, играющих «Чайку», глубже, эмоциональнее и интереснее работает Елена Цымбал. Жаль только, что в первом действии несколько ощущается диссонанс между внутренней зрелостью актрисы Цымбал и желанием быть беззаботной, наивной, счастливой Ниной Заречной, с ее надеждами на любовь и славу. Во втором он полностью исчезает, Нина горько и страстно ведет прощальный разговор с Треплевым. Пожалуй, она одна – лучик надежды: что после всех потерь и падений надо находить в себе силы терпеть и ждать.
Здесь тоже дар перевоплощения – от романтической девушки, трепетно внимающей кумиру (Тригорину), и самозабвенного жертвования собой до богоугодного смирения и обретения силы. Режиссерски выразительно разыграна мизансцена – на контрасте: ликующие взлеты голоса Нины, декламирующей нелепый этот монолог «Люди, львы, орлы и куропатки…» из прошлой, «ясной, теплой, радостной, чистой жизни», и на одной ноте почти неслышная втора Треплева, пугающая своей безжизненностью и обреченностью. Словно звенящая струна, что вот-вот оборвется и лопнет, как чья-то жизнь.
Отлично подкрепляет и усиливает все перипетии сюжета и характеры персонажей музыка, предложенная музыкальным оформителем, заслуженным работником культуры России Ильей Сакиным и аранжировщиком Олегом Семыкиным.
Ну, и спектакль бы не был таким «чеховским» без точно попадающей в цель работы художника-постановщика, лауреата Государственной премии России Александра Кузнецова.
Спектакль, обозначенный в пьесе самим Чеховым как комедия, но вобравший в себя «пять пудов любви» (и это стало подзаголовком в программе курской «Чайки»), вполне достоин снискать пусть не такое рекордное количество любви зрителя, но его несомненный интерес к вечно современной классике.
- Комментарии
Загрузка комментариев...
